Никто не ждал этой записи, я её тоже не ждал.

Просто я скучаю.

@темы: Hug a tree!

---

Пара слов о Республике Добра

А здесь будет текст с моей первой радуги, ему почти два года.
Он будет здесь не потому, что мне внезапно понадобился на него фидбэк. Не понадобился.
Просто не хочу, чтобы дневник уходил в архив, и не хочу оставлять ради этого какую-нибудь полную уж чепуху. А текст я точно обещал показать по крайней мере двоим. Не считаю его идеальным, но там есть пара хороших диалогов. Ну и пара тем/персонажей, которых я сейчас разрабатываю, когда делать нечего.
Если кто-то вдруг правда очень захочет отфидбэчить, то можно в личку. Но я сомневаюсь.)

Пройдёт немного времени, когда принципиально можно будет посмотреть на мозг человека
и сказать, что это потенциальный серийный убийца. Это теоретически возможно. Здесь я вижу крах нашей цивилизации.

Т. Черниговская "Язык и сознание: что делает нас людьми"

Цезарь неторопливо спустился в трюм. Он не пожелал видеть, как будут увозить пиратов. Нет, он не испытывал жалости к людям, с которыми провёл сорок дней. Он считал, что они достойны своей участи, особенно этот Минуций, променявший римскую тогу на пиратские шаровары. Сверху раздался крик. Цезарь узнал голос Минуция. Что ещё надо этому болтливому пирату? Неужели он не может встретить судьбу с достоинством?
Когда Цезарь поднялся на палубу, берег был едва виден. Андроник стоял к нему спиной.
- Этот, как его, Минуций, что-то говорил? - спросил Цезарь и сразу же пожалел об этом.
- Да, он сказал, что далеко пойдёшь, - молвил раб, не оборачиваясь.
Никогда он ещё не вёл себя так дерзко.

А. Немировский "Юный Цезарь"

- Так ты говоришь, в полосе отчуждения был сбит беспилотник, - медленно произносит майор Бейли.
- Так точно!
- В полосе отчуждения, - повторяет Бейли. – Это хорошо.
Ему просто нравится, как это звучит: полоса отчуждения. На самом деле ничего хорошего в этом, конечно же, нет. Плохо всё. Совсем скверно. Если повстанцы уже начали атаку на военные объекты – это значит…
- Кто-то погиб? – внезапно вмешивается капитан Кросби.
- Сказано же было, беспилотник! – вскидывается Бейли. – Да, чёрт возьми, да, они вышибли его беспилотные мозги!
- Вы сегодня агрессивны, майор, - после паузы замечает Кросби. Это, безусловно, манипулятивная фраза: не стоит быть агрессивным в Республике Добра.
Бейли стискивает зубы. Впрочем, как он выяснил со временем, верный ответ на эти наивные по своей сути провокации есть только один:
- Проверки-то я пройду, Кросби, не сомневайся. Всегда проходил. А вот время мы потеряем.
Его таскали по психологическим проверкам столько, что он выучил бы все тесты наизусть, если бы они не менялись то и дело; каждый раз показатели агрессивности оказывались в рамках допустимого. Бейли уже лет пять, не срываясь, ходит по верхней границе – так, что даже врачи признали, что это для него норма.
- …так что если у вас, капитан, нет ещё идиотских вопросов, нам лучше выезжать.

Жарит солнце, и Бейли распахивает плотную куртку. Сколько ни меняй режим, думает он лениво, а униформа секретной полиции всегда останется слишком жаркой для первого тёплого дня: исповедуй ты хоть коммунизм, хоть демократию, хоть беневоленцию.
Бейли предполагает, что лет тридцать назад слово «беневоленция» могло казаться непонятным или забавным. Теперь оно есть даже в учебниках первоклашек. Бейли, впрочем, не уверен насчёт тридцати лет, поскольку тогда он только появился на свет. Можно сказать, ровесник Республики.
Полосу отчуждения он видит не впервые, но каждый раз дух захватывает от этой пустоты. Идеальное место, чтобы зарыться под землю, раствориться в воздухе, сбить беспилотник.
Искомое место видно сразу. Не надо никакой экспертизы, чтобы почти со стопроцентной уверенностью утверждать, что самолёт подбили из портативной ракетницы системы МА, «Мэри». Лёгкая, переносная, удобная. Чёрт бы её побрал.
Хотя экспертизу Бейли, конечно же, назначит.
- И вот это, - говорит он бесцветно, указывая на землю у себя под ногами.
- Экспертизу почвы? – уточняет Кросби, приподняв бровь.
- Нет.
«Мэри» печально знаменита плохо обработанными швами на штативе.
На земле лежит клочок одежды.

- Считаешь, это дело рук группы Кессета?
- Наиболее вероятно.
Бейли отпирает дверь в свой кабинет, впускает доктора Месгера.
- А что у тебя лампа не горит?
- Она… экономная, - в голосе Бейли чувствуется отвращение. – Сейчас разгорится.
- Так почему именно Кессет?
- Бритва Оккама. Надеюсь, что с нашего маленького государства достаточно одной активной повстанческой группировки.
- Группы. Они называют себя группой.
- Они могут называть себя чем угодно, хоть…
- Не продолжай, - ухмыляется Месгер, садится в кресло и закидывает ноги на стол под неодобрительным взглядом Бейли.
- Это моё рабочее место.
- Я бы даже сказал, твой алтарь. Это всё, что удалось найти на Кессета? – Месгер хлопает рукой по тонкой папке.
- И даже здесь в основном листовки.
- «Коррекция нарушает права человека»?
- Вроде того.
- Кстати, недавно Международная Лига Гуманизма опять высказывала претензии. Мол, коррекция лишает человека права на самоопределение. Знаешь, что ответил президент? Коррекция, говорит, затрагивает доли мозга, отвечающие за агрессивность, а не за самоопределение! – Месгер ухмыляется ещё шире.
- Грёбаная риторика, - Бейли скидывает его ноги со стола.
- Ты не фанат идей Республики.
- Я вообще не фанат идей. Возвращаясь к Кессету: в архивах даже нет такой фамилии.
- Обычное дело.
- Знаю.
- Они все так делают. Называются в честь какого-нибудь эльфийского короля, который правил давно и справедливо. Хорошо ещё, если берут имя из Толкиена, там хоть персонажи на слуху, а то ведь могут взять любое дешёвое фэнтези, читанное лет в двенадцать. - Месгер зевает.
- Это не похоже на имя из фэнтези.
- Просто пример.
- Они ведь ещё и исключительно мобильны. Помнишь, была демонстрация на крыше Совета? Группа захвата прибыла быстро, а задержать никого не удалось. Как в воздухе растворились.
- Да кого она хоть когда-нибудь поймала, ваша группа захвата.
- Кросби уже сообщил обо мне?
- Нет; а должен?
- Может.
Месгер пожимает плечами:
- Ну, если что, мы всегда рады тебя обследовать.
- Уж вы-то рады, это точно. Фрики.

Бейли и в самом деле не в восторге от некоторых идей Республики. Особенно это касается пресловутой коррекции, постоянного камня преткновения. Замеры активности различных долей мозга производятся вплоть до окончания подросткового периода, и если показатели превышают так называемую «социализируемую норму», производится коррекция. Зачастую – сводя показатели до минимально допустимого значения.
У прошедших такую коррекцию – «святая» улыбка и несколько рассеянный взгляд, словно они потеряли что-то и даже не могут вспомнить, что это было. Ещё у них полностью исчезает способность понимать сарказм. В остальном же такие ребята абсолютно полноценны, вот разве что путь в армию и полицию для них закрыт.
Туда набирают в основном с предельно допустимым.

С экспертизой везет больше, чем кто-либо смел надеяться: наверное, потому, что должно было хоть в чем-то повезти. Результаты анализа тяжёлых металлов, обнаруженных в клочке ткани, могут означать только две вещи: или ракетчик-самоучка сшил свою грёбаную рубашку из занавески в заражённом Округе 8, или группа Кессета прячется там.
Зато не везет с погодой. После первого неуверенного тёплого дня возвращаются холода. Рывками дует ветер. Застёгнута куртка у Бейли, застёгнуты куртки всех членов группы захвата. Восьмой округ – наполовину пустыри, наполовину – заброшки. Это облегчает задачу и одновременно усложняет.
Полицейские методично обшаривают одно здание за другим, мрачно и молчаливо. Подвалы, этажи – весь квартал оцеплен; Бейли не хотел бы рисковать. Полицейская собака трусит рядом с таким видом, словно тоже коррекцию прошла. Кому пришло в голову взять её с собой, непонятно: пользы от неё пока что ни на грош; возможно, она одурманена химикатами, которыми тут пропитано всё. Но возле одного из подвалов овчарка останавливается и замирает, помахивая хвостом, словно отыскала давно пропавшую любимую игрушку. Замирает, оглядывается на кинолога, не решаясь подать голос, а затем, возбуждённо тявкнув, срывается и несётся по лестнице вниз. Бейли едва успевает зажать рот кинологу, который пытается окликнуть собаку.
- Чёрт с ней, с псиной, - шипит он. – В подвале-то что?
И в следующий миг из подвала негромко доносится удивлённый, светлый голос:
- Привет, пёс. Ты откуда здесь?

- Повторяю, - терпеливо произносит Бейли в мегафон. – Здание окружено. Выходите по одному, с поднятыми руками. Республика гарантирует вам справедливое судебное разбирательство и…
«Чёрт бы её побрал, что ещё она там гарантирует?»
- И гуманное обращение, - заканчивает человек, выходящий из подвала.
Существует только одна фотография Кессета, считающаяся достоверной. Один из офицеров тянется за копией, чтобы свериться, но Бейли останавливает его.
- Мне эта рожа разве что только не снится.
Даже несмотря на отросшую неухоженную бороду и волосы до плеч, сомнений быть не может. Это он.
Кессет неуверенно прижимает к себе почти белый шейный платок. Бейли думает мельком, что то, что ему хоть что-то удалось сохранить белым – уже похвально.
- Руки. Поднимай руки.
Кессет повинуется – платок развевается на ветру, словно символ поражения.
- Я должен видеть ладони.
Кессет разжимает пальцы, платок вырывается из рук. Кессет с явным сожалением смотрит вслед.
- Я могу расценивать это как сдачу? – Бейли приходится повысить голос, чтобы перекричать усиливающийся ветер. – Ты передаёшь себя в руки полиции?
- Да, - а вот Кессету напрягать связки не приходится, ветер сам доносит ответ.
- Республика принимает тебя.
Бейли ненавидит эти высокопарные формулировки, как и предсказуемые ответы. «Зато я не принимаю Республику», - парирует каждый второй преступник, считая это оригинальным.
- Республика милосердна, - послушно отзывается Кессет, и в его глазах не видно никакого сожаления.
Бейли делает несколько шагов вперед, чтобы не приходилось кричать.
- Сколько у тебя сообщников?
Лицо Кессета становится печальным.
- Майор, - говорит он укоризненно. И Бейли понимает, что сейчас он затянет обычную волынку про «мы своих не выдаём». Придётся допрашивать, долго и мучительно, возможно, даже пытать, а предварительно неделями, если не месяцами, выбивать на это разрешение.
- Майор, - продолжает тем временем Кессет, - я думал, вы догадаетесь.
Бейли стоит молча несколько секунд, прежде чем устало рассмеяться.
- Так вот оно что.
Он даёт сигнал рукой – бойцы группы захвата влетают в подвал с бесполезными автоматами наперевес, пока Бейли произносит задумчиво:
- Тебе не удалось привлечь на свою сторону ни одного человека.
- Я рассчитывал, что меня захотят поддержать. Теперь я вижу, что рассчитывал зря, - Кессет пожимает плечами. – Я ошибся.
Его голос звучит настолько мирно и беззлобно, что Бейли видит этому только одно объяснение: коррекция.
Впрочем, это покажет обследование.
- Майор! – из подвала показывается командир группы захвата. – Людей там нет. Мы нашли только…
Он мог бы и не продолжать: Бейли уже знает, что они нашли.
Аппарат для создания движущихся голограмм.
- Возвращаемся, - говорит он.
- А остальные?
- Нет никаких остальных. – Он кивает на Кессета: - Есть только этот.
Сам же Кессет тем временем как-то странно сжимается, словно пытаясь стать двухмерным; Бейли не сразу понимает, в чём, собственно, дело.
А поняв, со вздохом расстёгивает форменную куртку и накидывает её подконвойному на плечи.

Дежурный в отделении, новенький, долго, старательно сверяет пропуск.
- На фотографии вы выглядите лучше, майор.
- Недосып и переработка. Так вы пропустите?
У Бейли нет привычки «тыкать» незнакомцам. Исключение составляют подследственные, один из которых сейчас как раз и будет доставлен в его кабинет.
Хотя его настоящее имя уже известно, Бейли не думает о нём иначе как о Кессете. Выглядит он, кстати сказать, уже лучше: по крайней мере, переодет и с чистыми волосами. Если сбрить бороду – то, возможно, даже будет соответствовать заявленным двадцати семи.
Первый допрос был формальностью: он служил для того, чтобы удостоверить личность Кессета, выяснить его семейное положение («Родственники?» – «Майор, вы-то сами верите, что они у меня есть?»), получить принципиальное признание вины и принципиальное же согласие сотрудничать с полицией. Сегодня утром месгеровский отдел церебральной экспертизы должен сделать ему «цветное фото мозга», как они называли детальное обследование; результаты будут после полудня. До тех пор есть время выяснить некоторые детали.
- Все листовки – твоих рук дело?
- Да, майор. У меня неплохо получается писать в разных стилях, мне это ещё в школе говорили. Если хотите, можете проверить, я готов написать таких ещё сколько угодно.
- Проверим, - заверяет его Бейли, качает головой. – Сложно поверить, что тебе удалось столько времени водить всех за нос. Одна из самых известных группировок за всю историю Республики состоит из одного-единственного человека!
- Слава – вещь относительная, - возражает Кессет. – О вас, майор Бейли, я тоже весьма наслышан.
- Что ты мог слышать? – хмурится Бейли.
Кессет с виноватым видом пожимает плечами:
- Если честно, ничего. Я просто подумал, вам может быть приятно, что вы знамениты.
- Для сотрудника секрепо нет ничего менее приятного.
- Простите. Я вечно говорю не подумав… или говорю то, что думаю.
- Я начинаю понимать, почему у тебя нет союзников.
Кессет усмехается. Помолчав, он говорит:
- Голограммы я использовал в основном для демонстрации серьёзности наших намерений. Рассчитывал, что люди подтянутся. Я хотел задействовать их и в городе, но что-то меня смутило… Что-то помимо того, что через них насквозь проходили бы люди.
Допрос продолжается, он больше похож на беседу; и этот человек, особенно со своим почти анахроничным внешним видом, вызывает у Бейли какую-то ассоциацию, которой он постоянно стремится избежать.
Когда допрос оканчивается, Бейли бросает конвоиру:
- Да, и побрейте его.
Солдатик смотрит недоумённо:
- Майор, это ведь будет уже концлагерь какой-то…
- Да не голову! Бороду сбрейте.

- Проходи, майор, проходи! – зовёт Месгер дружелюбно. – Никак не привыкну, что ты майор. Так и тянет назвать по привычке старшим капитаном… Головокружительную карьеру делаешь: всего два повышения – и уже полковник, выше прыгать некуда!
- Три, - поправляет Бейли. – Старший майор, подполковник, полковник.
- А, да, - Месгер рассеянно крутит между пальцами ручку. – Старший майор. Всё время забываю. А, между прочим, я считаю просто отличной эту идею с отменой генеральского чина. Ведь что такое для человека генерал? Пузо, лампасы, отсиделся в кабинете. А что такое полковник? Бравый военный, свой в доску, за ребят горой… Я ещё студентом помогал в проведении ассоциативного исследования, и особенно интересным было…
- К делу, - прерывает его Бейли. – Потом поговорим о любви.
Иначе как любовью он отношение Месгера к своей работе обозначить не может. Любовь страстная, пылкая, абсолютно взаимная: его карьера тоже отнюдь не стоит на месте. Республика любит умных, инициативных оптимистов.
Или тех, кто достаточно умён, чтобы казаться инициативным оптимистом.
- К делу, - тут же серьёзнеет Месгер. – Никаких аномалий, прекрасный, спокойный, доброжелательный мозг. Я бы даже сказал, уникально спокойный и доброжелательный. Между нами, чтобы говорить предметно… Кто это?
Бейли размышляет секунду. Секретной информация является только на данном этапе: если начнутся психологические тесты, секрепо будет обязана передать лабораториям полные сведения. А в том, что они начнутся, Бейли не сомневается.
- Кессет.
- Кессет?.. – на лице Месгера появляется недоверие, которое тут же сменяется почти счастливой ухмылкой. – Так ты его всё-таки поймал. Я знал, что это случится.
- Все знали, - хмуро прерывает его Бейли снова. – К делу.
- Да «дело» моё на этом практически и закончено. Там, где нет отклонений, мне нечего тебе и сказать, только посочувствовать. – Месгер задумывается. – Забавный случай. Как я понимаю, с ним всё понятно в вопросе «виновен – не виновен». Но с научной точки зрения он интересен. Пришлёшь на тесты?
- Ещё бы.
- И твоя задача меняется, как я понимаю?
Эта ситуация как детектив наоборот: идеально понятно, кто, что и как. И непонятно, почему. Любая другая система проигнорировала бы этот вопрос, оставив его на откуп психологам и метафизикам. Но Республике Добра важнее всего понять механизм, который делает человека её врагом: чтобы знать, какую часть мозга ещё желательно оттяпать.
Бейли качает головой.
- Не меняется. Корректируется.

Заставить этого человека говорить не проблема; проблема – заставить его говорить понятно. Проблема – хоть минимально спрогнозировать ход беседы.
Зацепиться бы хоть за что-то.
- Считаешь себя гордым борцом против бездушной машины власти?
- Да нет же! – раздражённо восклицает Кессет. – Вы что, антиутопий перечитали?
Это раздражение – пожалуй, первая по-настоящему человеческая эмоция, появившаяся на лице Кессета, и Бейли смотрит на него с хмурым удивлением.
- Я думал так найти с тобой общий язык.
- Нет, майор, - улыбается Кессет. – Это всё происходит иначе. Знаете, бывает, смотришь на небо и видишь такие яркие краски, что тебя переполняет вдохновение… Нет, больше, чем вдохновение: уверенность, что стоит лишь попробовать нарисовать – и всё получится. Ты приходишь домой и рисуешь большое оранжевое пятно, потому что художественную школу надо было посещать. Наверное, как-то так.
Даже если считать, что это не ахинея, а своего рода поэтическая метафора, показания Кессета бесполезны.
- Здесь всё до отвращения отлично организовано, - говорит Кессет. – Вот вы, майор, делаете прекрасную карьеру… и как раз это и плохо.
Бейли привык к строгой логике допросов и не любит разговоры ни о чём, но, помимо настолько же безрезультатных психологических тестов, это – единственный способ.
- Почему? – спрашивает он.
- Молодые и недовольные – это опасно. Поэтому Республика делает всё, чтобы они были довольны… так или иначе. Карьера или коррекция, что-нибудь найдётся всегда. Вы не поклонник добра как религии, майор, вы бы и сами были против, но они пряником заткнули вам рот.
- Это не так, - говорит Бейли спокойно.
Он прекрасно знает, что это именно так.
И Кессет знает.
- Однажды я видел, - говорит Кессет, - как два голубя пытались спариваться на проводах. Им было чертовски неудобно, но они всё равно продолжали пытаться.
- Дешёвый ход – сказать какую-нибудь банальность и делать вид, что в ней есть двойной смысл.
- Да нет никакого смысла, - говорит Кессет. – Я просто видел.
Даже если считать, что это не ахинея.

- Когда ты решил начать борьбу против Республики?
- Мне казалось, первое правило полицейского и педагога – не задавать вопросов, ответов на которые не знаешь сам.
Проблема в том, что Бейли уже не знает, что спросить, чтобы быть уверенным в ответе. Он решает зайти с другой стороны.
- Почему ты вообще это начал?
Кессет пожимает плечами:
- Я вижу неправое дело и чувствую, что с ним нужно бороться. И вы чувствуете. Вы, кстати, знаете, что такое беневоленция? Нет, я не про современное значение, не про господство «доброй воли», - Кессет задумчиво покусывает костяшки пальцев. – Я думал писать об этом в одной из следующих серий листовок, ну да теперь уже не пригодится. Так в Средние Века назывались насильственные поборы. Иронично, правда?
- Очень полезная информация, - хмуро замечает Бейли.
Кессет смотрит дружелюбно.
- Вы ведь, кажется, начитанный человек. Но в другой области. Дайте угадаю: вы запоем читаете антиутопии и радуетесь, что наша лучше?
Кажется, это уже слишком.

Бейли наливает себе чаю, выпивает залпом, будто воображая, что это коньяк.
- Пока никаких результатов, - говорит он. – Он читает мне лекции по политическому устройству, и я уже ненавижу Республику больше, чем овсяную кашу, но это нам совершенно ничего не даёт.
- Ну, заставить тебя ненавидеть Республику – нехитрое дело, - равнодушно замечает Месгер.
Бейли бросает на него мрачный взгляд:
- Да, но не в этом же суть.

Допросы-беседы ничего не дают. Что-то беспокоящее есть во всей ситуации.
- Не думаю, что то, что вы ищите, можно вычислить математическим путём, - замечает Кессет.
- Никто не говорит о математике.
Кессет, щурясь, пристально смотрит в окно:
- Но ведь финал рано или поздно будет.
- Да, какой-то будет.
Кессет снова покусывает в задумчивости пальцы – этот жест выглядит в его исполении почти застенчиво.
- Знаете, майор, я думаю, у меня есть решение, которое устроило бы всех.
Бейли приподнимает бровь.
- Что бы это могло быть?
Кессет вздыхает и, усмехнувшись неловко, вдруг цитирует:
- «А ты бы меня отпустил, игемон».
Бейли сереет лицом.
Теперь он знает, что тревожило его всё это время.

- С ним надо что-то делать, он меня с ума сведёт.
- Для человека, готового сойти с ума, ты выглядишь на зависть собранным.
- Месгер, он считает меня своим союзником. Это нечестная игра.
- Что ты имеешь в виду?
Бейли дёргает плечом.
- Думаю, у него есть какие-то психические способности.
- Мне кажется, психические – это у тебя. И отнюдь не способности.
- Меня больше интересуют рациональные варианты.
Наступает черёд Месгера пожимать плечами:
- В тюрьму мы его не отправим, это делается только тогда, когда ожидается положительный эффект. А здесь я не берусь предсказывать – ничего. Но и не отпускать же…
Бейли снова вздрагивает:
- Это уж точно. У нас, впрочем, есть ещё один вариант.
- Ну, нет. Он всё-таки ценный для науки экземпляр.
- Бесценный! Он прав, ничего полезного мы из него всё равно вытащить не сможем.
- Бейли, расстрел подопытного… э, заключённого – не лучшее решение, которое может принять человек, рассчитывающий через несколько лет возглавить секрепо.
- А что ещё с ним делать? Ситуация патовая!
- Отпустить, пусть бегает? – ухмыляется Месгер.
- Хватит!

Отдав приказ, Бейли, прислушиваясь к себе, чувствует смутное удовлетворение от того, что удержал ситуацию в своих руках. Но одновременно ощущает и смутное беспокойство: ему может печально аукнуться недоведение до судебного разбирательства. Однако сейчас не это главное.
Бейли не поклонник идей Республики, верно. Но ещё хуже – грозящий хаос.
- Майор, - у стоящего в дверях Кросби тревожное лицо. - Кессет мёртв.
- Я знаю, я сам отдал приказ.
- Нет, он… повесился.
Бейли непонимающе хмурится. В последний момент Кессет оказался так неожиданно предсказуем: все они вешаются.
- Предсмертная записка?
- Да. Вам.
Жестом приказав Кросби удалиться, Бейли вскрывает конверт. Почерк у Кессета ровный, почти каллиграфический, страница исписана с обеих сторон.
«Майор!
Я знаю, что Вы собираетесь делать. И мне не хотелось бы, чтобы на Ваших…»
Бейли дёргается, как от удара, и, не дочитав, бросает письмо в пепельницу, щёлкает зажигалкой.
Он смотрит, как сворачивается и чернеет бумага. В голове назойливо крутится какая-то мысль, но сформулировать её он не может никак.

@темы: текст

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

без объявления войны.

@темы: "Неистребимый", архив

---

И о футболе, хуле

Вот когда мне надо работать, я тут же начинаю испытывать страстное желание попиздеть. Поспать. Поиграть в "Трилогию падения". Посмотреть телек. Словом, что угодно, лишь бы не работать.
Вот сейчас выбрал всё сразу пиздёж.

Я вот тут в на удивление приятной онлайн-трансляции на спортбоксе нашёл отличную фразу:
"Все в руках наших футболистов. Остается пожелать им удачи и на всякий случай положить под рукой запасы валерьянки, если вдруг Фортуна от них отвернется. Все-таки ведь она - греческая богиня."

Мне, на самом деле, сейчас остро не хватает собеседника, с которым можно было бы поговорить о футболе. Потому что требования у меня к ним куда выше, чем к тем, с кем можно поговорить о футболистах.
О футболистах можно поговорить с моей сестрой. "Посмотри, какой он клёвый, какие глазки, как финтит, мимими". - "А посмотри, какой вон тот мерзкий гондон, фуфуфу."
Содержания ноль, зато поделились. Тем более что сёстр умеет придумывать замечательный фанон, и вообще это человек, с которым у нас ролёвки - основной стиль общения.

С футболом немного другое. У меня сильная аллергия на высказывания в духе "Играют бездарно, тренер мудак, сборной у нас больше нет, всё просрали, долбоёбы". Потому что сразу становится очень интересно: а как надо было? Я не прошу тебя выйти на поле и показать, просто расскажи: а что надо было делать?
Любую хуйню - "Надо было Игнашевичу страховать Жиркова", "Надо было выдвинуть опорного хавбека вперёд", "Какого ж лешего они то и дело разыгрывают угловые" - можно обсудить. (Игнашевич не многоножка, опорного хавбека в команде нет, а про угловые мы сейчас поговорим.) А вопли "все мудаки кругом" обсудить нельзя. Приходится только слушать, а это неприятно.

К слову сказать: какого ж лешего, действительно, наша сборная то и дело разыгрывала угловые? У нас там что, сплошные мастера дрибблинга, обводки и мелкого паса? Я не припомню ни одной команды, которая раз за разом позволяла бы себе использовать розыгрыш вместо подачи, когда в штрафной собралась половина игроков соперника. Эта удивительная тактика должна была позволить нашим игрокам нанести ещё N этих их пятачок-за-пучок-дальних-ударов?

А вообще, давно так не доставляли крупные турниры. ЧМ-2010 я как-то практически пропустил, да и вообще за футболом с последнего Евро следил только очень условно. А тут прямо так зашло. Чистая радость.)

@темы: игровая сфера™

---

Go Bye-Bye

'I'm going now sweetheart,
'I'm going to go out of my mind.
Do not worry,
it shan't take long',
I said to the imaginary wife
I left behind.

© Andy Fanton

@темы: цитаты, мой воображаемый друг говорит, что меня не существует

---

Это уже даже не богомол. Это тупо палочник.
Жопа какая.
Но есть и хорошее. Потому что я думаю, что если придёт ко мне ангел смерти, обнимет крылами и спросит, как насчёт того, чтобы сдохнуть уже наконец, я непременно попытаюсь выяснить у него, нельзя ли сделать как-нибудь так, чтобы сначала ещё хоть пару раз посмотреть, как играет Месут Озил. Давно не встречал такой услады для глаз.

@темы: под нос, Freud is probably fine ©, игровая сфера™

---

Чудесный фильм этот "Планкетт и Маклейн", совершенно изумительный. Просто стыд, что раньше я о нём даже не слышал.

пруфпик

@темы: Я покажу вам мировой свет (с)

---

1. И ведь не попустит же меня ещё года полтора, это практически точно.

2. И ещё: мне всё-таки жаль.
Не смертельная доза, даже не отравляющая, но жаль.

3. Вот добью книжку нобелевского лауреата Генриха Бёлля - и сяду за Мьевилля. Хватит вечных ценностей, kill them all.

4. В жопу смысл.

5.

@темы: Я покажу вам мировой свет (с), Hug a tree!

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Который раз пытаюсь сесть и объяснить, что со мной происходит.
Но для этого мне будет нужно об этом задуматься.
А я не хочу.

Пепел уже дошёл до горла. В голове гулко перестукивают при ходьбе усохшие шкурки.
Недолго осталось.

@темы: "Неистребимый", архив

---

No light no light

Всего-то пару лет назад я бы ни слова не понял из этой песни.
Речь, понятное дело, не о владении английским.

Конечно, не настолько невыразимое своё, как Дэвид Ашер. И не настолько яркий резонанс, как с The Killers (когда я слушаю "This river is wild", мне кажется, что я родился с этой музыкой, выгравированной на моём мозгу).
Эта - скорее из тех, которые ты спокойно мог бы так никогда и не понять. Если бы просто повернул в определённый момент немного в другую сторону.
Никогда не сможешь объяснить себе, что ж ты не повернул.

@темы: "Неистребимый", Я покажу вам мировой свет (с)

---

Всякая хуйня

олег проснулся среди ночи
и понял смысла жизни нет
и сразу стало вдруг спокойно
и даже как то хорошо ©

1. В последнее время такое странное ощущение. Странное.
Если бы кто-то спросил, как я себя чувствую, удалось бы только помотать головой и сказать: "Я себя не чувствую".
За счёт этого очень наполняюсь всем подряд. Чужие образы так и звенят. Придумал и забраковал (от лени) несколько ориджиналов, прям с сюжетом и с персонажами, прям всё как надо. Впервые сочинил на ролёвку совсем оригинального персонажа, который понравился даже мне. Всякое прочее.
Мне кажется, я даже рисовать чуть лучше стал.
Вообще говоря, если это то, о чём я думаю, - то, блядь, я даже не думал, что и правда, что и вот в самом деле наконец прокачаюсь именно до этого состояния. Я же об этом мечтал с того момента, как.
Неужели правда. Ну неужели наконец.

2. А почему вот у нас такие плохие переводчики в издательствах работают? Ладно Мьевилль, но как можно плохо перевести "Голодные игры"? Что за манера такая то хитровыёбываться, то превращать простое в примитивное?
Ужас. Какой ужас.
Ничего нельзя почитать в переводе спокойно.

3. Покажу и вам, что ли.

Что делать, если...

@темы: личка, Убейся в этой шапке! (с), цитаты

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Смотрел вчера "Дядю Ваню". К своему стыду, впервые.

Когда женщина некрасива, то ей говорят: «У вас прекрасные глаза, у вас прекрасные волосы…»
На этом моменте очень смеялся, очень. Хотя и не вслух.
Ровно эти два комплимента всю свою жизнь и слышу. Ровно эти два.

@темы: цитаты, Hug a tree!

---

Такое сейчас наступило удивительное, совершенно непередаваемое чувство: будто я в жизни своей больше никому ничего не смогу о себе рассказать. И не потому, что некому будет слушать, а потому, что каждое слово просто увядает, не успев подняться в глотке. Умирает, не успев превратиться в буквы на экране.
Это умиротворяет.
Тем более что мне и в самом деле рассказывать нечего. Вот это, конечно, умиротворяет сильнее всего.
Хотя, на самом деле, вот именно сейчас-то я действительно так замотался, что мне совершенно некогда пестовать свой внутренний мир.)

Читаю Hunger Games. Всё ещё никто не бесит, это кажется мне удивительным.
А вот это - даже замечательно:

@темы: под нос, Я покажу вам мировой свет (с)

---

"– Ыыы! – хмыкнула я." ©


Не спрашивайте, зачем я это читаю. Я не читаю.

@темы: Убейся в этой шапке! (с), цитаты

---

Самосмейки

1) Теперь, когда видишь в сотне метров от элитнейшего жилого комплекса (огороженная территория, своя детская площадка и три рубежа охраны) вприпрыжку бегущую зда-ра-венную крысу - не пугаешься и даже не удивляешься, а искренне умиляешься: sweet Jabber, прям как в родном Нью-Кробюзоне.

2) Вычислил, что потеплело, исключительно по прохожим на улицах: раз второклашкам можно при родителях ходить в одной рубашке без курточки, значит, уже и в самом деле тепло. Только после этого заметил, что я всё ещё единственный, кто носит шерстяной шарф в два слоя.
Почувствуй себя Монтджоном Рескью. Wear a scarf in summer @ Freak people out.

@темы: А ты, Рэм, дура и скелет! (с), Алауди подозревает неладное (тм)

---

И о нежданчике

Сидел и думал о том, что на ФБ, кроме как за нью шайни фэндом, меня идти вообще не тянет, но если бы кто-нибудь позвал играть, скажем, за тот же Реборн - пожалуй, согласился бы. Заодно и все идеи бы добил, чтобы уже свалить и не возвращаться.
И в этот самый момент приходит мне на у-мыл предложение.
Так что, лол, теперь я играю за команду...

что бы вы думали увидеть под катом?

Марвел.

@темы: А ты, Рэм, дура и скелет! (с), Алауди подозревает неладное (тм)

---

Я никогда не строил планов на будущее. Мне и сейчас кажется, что это не имеет никакого смысла. Так странно прыгать по этим кочкам. Ап, ап, ап.
В голове давно перепутались план А и план С. Это всё потому, что я привык думать о плане А как о запасном. Приоритет спрятан в шкаф и, может быть, появится оттуда, только когда мне будет тридцать лет. Пятьдесят. Семьдесят. Сто. Мне ведь надо до этого времени как-то дотянуть?
(Есть ещё план Б, конечно. План Б есть всегда.)

И, конечно, вот это ещё:
I wrote a story to show love, and it turned to war. How awful. © Light Boxes

@темы: "Неистребимый", личка, цитаты